– Как они смеют подобным образом обращаться с моей дверью, – сказал он с негодованием и шагнул вперед.
– Нет! Нет! – я встала на его пути, умоляя не выходить. – Давай не отвечать.
Было уже поздно. Кто-то из моих преследователей зашел с черного хода и стал громыхать металлическим засовом, открывая его. Наконец он добился успеха, и я услышала, как Анна проворчала:
– Что, во имя Господа, вам надо в это время ночи? Думаю, спросонок она не поняла, что случилось, полагая, вероятно, что за мной примчалась полиция. Я услышала, как голос Феррет произнес мое имя:
– Мы пришли забрать отсюда нашу девочку.
– Ничего не знаю, подождите на улице, – нагло ответила Анна, но он, видимо, столкнул ее с дороги, потому что она закричала: – Да как ты смеешь?!
Примчавшаяся с кухни овчарка начала лаять. Остальные все еще колотили в парадную дверь.
– Это просто невыносимо, – сказал Юджин, и, пока он шел открывать им дверь, я побежала в кабинет, ища места, где бы можно было спрятаться. Я заползла под кровать, надеясь, что он отведет их в гостиную, потому что он никого не любил пускать в свой кабинет. Я слышала, как он сказал:
– Боюсь, что, если вы будете продолжать вести себя подобным образом, разговор не состоится.
– Выводи ее, – потребовал кто-то.
Мне пришлось напрячься, чтобы понять, чей это был голос.
– Давай, давай, – это был Энди, двоюродный брат моего отца, он занимался разведением скота. Я помнила, как он приходил к нам на чай, и они с отцом сидели на кухне, рассуждая о ценах на телят. Однажды он дал мне монетку в три пенса, которая была настолько старой, что даже изображение короля на ней стерлось.
– Где мое единственное дитя! – вскричал мой отец. «Оно под кроватью и задыхается от страха», – сказала я сама себе.
– Мое единственное дитя! – снова возопил отец.
– Кого вы ищете? – спросил Юджин: – Пройдемте, мы сможем поговорить в другой комнате.
Но мой отец заметил огонь в камине, и мое сердце упало, когда я услышала, что вся толпа заваливается в кабинет. Кто-то уселся на кровать, и пружина коснулась моей спины, а запах коровьего навоза ударил в нос. Наконец-то я поняла, кто это. Это был не кто иной, как дядя Энди. Я узнала еще два голоса, один из них принадлежал Феррету, а другой Джеку Холланду.
– Не кажется ли вам, что уже несколько поздновато для подобных визитов? – спросил Юджин.
– Нам нужна наша маленькая бедная невинная девочка, – сказал дядя Энди, этот закоренелый холостяк, который всю жизнь разговаривал только с коровами, – верните нам нашу девочку и, если хоть один волос упадет с ее головы, клянусь Богом, вы дорого заплатите за это! – крикнул он.
Я представила себе его убогую физиономию, маленький кривой рот, обрамленный жидкими усами. Он всегда таскал с собой желудочные капли и однажды замахнулся на мою маму, когда она сказала ему, что он бесплатно пользуется нашим пастбищем. Тогда был единственный случай за всю жизнь, когда отец повел себя, как рыцарь. Он сказал: «Только тронь мою хозяйку, я тебя так трону, что костей не соберешь».
– Это возмутительно, – сказал Юджин. Чиркнули спички – они усаживались.
– Позвольте мне… – начал Джек Холланд, попытавшийся представиться, но отец оборвал его.
– Разведенный человек, который годится моей дочери в отцы, крадет ее у меня.
– Прошу вас заметить, что я не приводил ее сюда силой, а она сама пришла, – ответил Юджин.
Я подумала, что он собирается отдать меня им, предать меня. Права была мама, которая говорила: «Женщина всегда плачет в одиночку».
– Вы опоили ее зельями. Всем это известно, – возразил отец.
Юджин рассмеялся.
Я подумала, каким странным он кажется им в своих вельветовых брюках и старой клетчатой рубашке. Я надеялась, что хотя бы все пуговицы на ней были застегнуты. Мой нос зачесался от пыли.
– Вы ее отец? – спросил Юджин.
– Позвольте мне, – снова сказал Джек Холланд, на сей раз ему удалось представить их.
– Да, я ее отец, – сказал мой папаша скорбным голосом.
– Хватит, давай девчонку! – заорал Энди.
Я снова задрожала. Я не могла дышать. Я задыхалась под этими ржавыми пружинами. Я умру здесь, пока они сидят и решают мою судьбу. Я умру от вони ботинок Энди, торчащих у меня перед носом.
– Вы католик? – спросил Феррет топом полицейского.
– Я не католик, – ответил Юджин.
– Вы ходите к мессе? – спросил отец.
– Но, дорогой мой… – начал было Юджин.
– Никакой я вам не «дорогой»! Хватит вилять, вы ходите к мессе или нет? Едите мясо по пятницам?
– Боже, спаси Ирландию, – только и сказал Юджин, и я представила себе, как он в нетерпении вскидывает вверх руки.
– Не богохульствуйте! – вскричал Энди и стукнул кулаком по ладони.
– Может быть, желаете выпить, чтобы немного охладить ваши страсти? – предложил Юджин и потом добавил презрительным тоном: – Наверное, лучше не надо, вы и так уже достаточно нагрузились.
Запах, доносившийся даже сюда, под кровать, красноречиво говорил о том, что Юджин совершенно прав. Они, наверное, останавливались у каждой пивнушки, пока ехали сюда, принять для храбрости. Вероятнее всего, что платил за всех мой отец.
– Ну… глоточек-другой портвейна, может благоприятно повлиять на ведение переговоров, – предложил Джек Холланд в своей вычурной манере.
– Я могу получить стакан воды, чтобы запить мой аспирин? – спросил мой отец.
– Хорошая мысль. Что касается аспирина, то я составлю вам компанию, – поддержал его Юджин, и на какую-то секунду я думала, что все будет хорошо.
Вода была налита. Я закрыла глаза и начала молиться, уронив голову на тыльную сторону ладони. Мое лицо покрылось холодным потом, я едва дышала.
– Я хочу, чтобы вы поняли, что ваша дочь бежит от вас. Я не похищал ее. Я не принуждал ее, она просто бежит от вас и вашего образа жизни… – начал Юджин.
– Что за хреновину такую он несет? – спросил Энди.
– Трагична история нашей страны, – воскликнул Джек Холланд, – чужеземцы сковали нашу волю к сопротивлению.
– Они одурманивают наших девушек зельями, – сказал Феррет. – Сколько ирландских девушек кончают свою жизнь дешевыми подстилками на Пиккадили. Иностранцы заправляют этим, все иностранцы.
– Где ваша жена, мистер? Что на это скажете? – поинтересовался Энди.
– И что вы делаете с моей дочерью? – отец спросил неожиданно зло, точно только что вспомнив, зачем приехал сюда.
– Я ничего с ней не делаю, – сказал Юджин, и мне показалось, что я ему совершенно безразлична.
– Вы иностранец, – настаивал Энди.
– Совсем нет, – сказал Юджин мягко, – не более иностранец, чем вы, мой маленький голубоглазый друг, похожи на германца.